Письмо Успенского Соболевскому В. М. 7 апреля 1886 г .

Милый мой, дорогой Василий Михайлович! Поездка моя, начавшаяся очень растрепанно и скучно, - понемногу сделалась просто восхитительной, - что дальше, то больше вхожу во вкус. Вчера, 6 апр <еля> <якову,> идет завтра <в> 8 утром, и мне надобно его ловить, благо погода не особенно ветрена, а то пароходы даже и не заходят сюда, так как бухта кипит постоянно, как котел. Нельзя бросить якорь, дно - камень. Вот почему я и не сел за работу, а поеду к Сибирякову, где, вероятно, буду встречать праздники. Пробуду у него дня 3, никак не больше, ворочусь в Туапсе, здесь сяду немедленно за работу и пришлю Вам на несколько NoNo сразу, а затем поеду в Новороссийск же получить письма и взять заграничный паспорт (я справлялся, дают). Но уж не морем, а опять же сухим путем, на Майкоп, и опять по станицам и опять на лошадях. Меня подмывает купить в Туапсе лошадь, Даже просто взять у Сибирякова, нанять человека за 15 р. в месяц на его харчах и весь апрель разъезжать по Сев <ерному> Кавказу. Здесь столько выкинуто из России преоригинальнейшего русского народа, что просто глаза Разбегаются. В Болгарию и далее - непременно поеду и буду писать вплоть до осени исключительно к Вам в "Рус <ские> вед <омости><ерный> вестник". По моему расчету, Вы самом начале Фоминой должны иметь уже мою работу.

Новороссийск совсем еще девственное место: несколько домиков, несколько лавок и пустая бухта. И домики и лавки пусты и заперты; все это ждет прихода железной дороги, молчит, спит в ожидании того момента, когда сюда в разных видах нахлынет капитал и <......> эту девственницу, - тогда все оживет, разохотится и пойдет писать. Теперь же только ветер свищет в пустых улицах, в новых запертых лабазах, в новой гостинице, где вот сию минуту один я. От Новороссийска до одной станицы 30 верст идет отличная дорога, ничуть не хуже Военно-Грузинской, но тоже - тишина, никого нет, и ничего нигде не видно жилого. Всё чисто, девственно, нетронуто - и необыкновенно живописно. Горы в лесах до самых маковок - сплошь. Самые милые горы, какие я только видел, именно милые.

Билеты г. Федорову я отправил на другой день по приезде в Ростов, - в день приезда было воскресенье, и почта заперта. Что же касается до его желания знать, почему в Ростов идут грузы, а в Таганрог нет, то вот что мне сказал одни торговец хлебом. {См. рисунок. - }

Вот Россия по линии а - б, через Харьков до Самары все грузы идут на север к Кенигсбергу. От Самары Пенза, Тамбов, Саратов, Воронеж и сев. Харьковской губ. на Якут к Ростову. Южная часть Харьков(ской) губ., Новороссийский край - тянут к Одессе и Николаеву.

Таким образом, до Таганрога остается только южный уезд Харьковск <ой> губ. и тот треугольник, который на рисунке не зачерчен, словом, нечего туда возить.

<ие> вед <омости>", но мне сказали, что от жандарм <ского> управ <ления> объявлено, что они запрещены. Правда ли это? И если правда - то за что? Нельзя ли мне получить этот No в Новороссийске до востребования? Если будете писать мне (а я очень прошу), то пишите в Новороссийск только а затем в Севастополь до востребов <ания>. Ну, дорогой мой, простите! Спасибо, спасибо Вам от глубины души. В <арваре> А <лексеевне> мой искренний поклон, а Глебычу поцелуй. Пусть кормилица не сердится на меня, ради бога. Я поправлюсь - буду говорить только ласковые слова.

Впервые опубликовано (частично) в сб. "Русские ведомости", стр. 221-222. Автограф - в ПД.