Письмо Успенского Успенской А. В. 4 июня 1872 г .

Вот, друг любезный, я уже почти шесть недель в Париже. Видел я все сколько-нибудь и чем-нибудь замечательное, и теперь мне уже надоело глазеть. Из туриста, который поглазел да уехал и которому больше ничего не надо, я, напротив, желал бы сделаться жителем, иначе пользы мало. Спрашивается: какая необходимость возвращаться в Петербург? И почему нужно тотчас же приниматься за спешную работу, когда она мало чем будет лучше прежней, а главное, за какие грехи мы с тобой наказаны опять петербургской скукой, - чего, впрочем, не дай бог? Поэтому я предлагаю тебе вот что: обдумай и рассуди хорошенько. В Париже жить дешевле я лучше, чем в Петербурге, в Париже жить веселей и легче и есть полная возможность отдохнуть действительно, тогда как в России - мы уж ее довольно знаем. Нам бы следовало прожить здесь по крайней мере год и тогда уж ехать в Россию опять. Поэтому не лучше ли тебе теперь же приехать в Париж, благо беременность не сильна, а на проезд сюда 3 1/2 дня от Ельца; более против дороги в Петербург, тоже из Ельца, на 1 1/2 дня, безвредней для здоровья в 50 раз против поездки в Крапивну по проселочной дороге. Как ты рассудишь? Денег на это надо занять и сразу рублей 500 у Коли и у Ад <ели> Солом <оновны> потому, что если даже мы будем и в Петербурге, то не минуем занять то же по мелочам. На что пошли твои тыщи? На скуку. Здесь 500 р. пойдут на дело. При твоем знании языка француз <ского> я бы писал отличные и интересные корреспонденции, - поверь, что это не шутка и есть о чем писать отсюда. Кроме этих корреспонденции (чего нельзя писать в Петербурге), я бы не стал ничего печатать беллетристического по крайней мере до января, и здесь, вдали от разных дурных влияний Петербурга, я бы написал покойно, не спеша. 500 р. были бы отданы за продажу 4-го тома моих очерков, наконец, за роман, а корреспонденциями мы могли бы жить, совершенно не тревожась в средствах. 500 р. нужно на устройство, на то, чтобы хорошенько уладиться здесь на год, на кормилицу. Здесь обычай отдавать кормить детей "в деревню", - не бойся этого, эти деревни тот же самый Париж, 5, 10 минут по железной дороге, которая идет не по полям, а по улицам с такими же домами, как и парижские. Тогда можно бы было нанять квартиру, как это и бывает, в доме кормилицы, и она бы жила у нас. Каждые четыре часа поезд идет в Париж, и проезд во 2-м классе 4 су, не дороже. Если ты, быть может, получишь со временем свои деньги, - то отдашь этот долг. Не тебе, так другому Коля отдаст их. Если же и не получишь, то, я повторяю, 500 р. мы можем отдать: 1) за продажу 4 <-го> тома! 2) за мой роман, который буду готовить к январю! А жить будем корреспонденциями. 400 ф. здесь с тобой, при житье на квартире, очень довольно, а заработать их корреспонденциями ничего нет легче. Рассуди, не волнуясь, и ответь мне. Если ты решишь, то надо решиться скорей. Если нет, то тоже ответь мне теперь же, и тогда я буду иначе налаживать свои дела. Тогда надо будет ехать в Россию и в Париж отправляться уж после родов твоих, а что ехать тебе надо сюда, - это несомненно. Тогда нужно будет прожить до глубокой осени в провинции и работать и за месяц до твоих родов воротиться в Петербург. Я теперь, возвратившись, приготовлю "От <ечественным> з <апискам>" заметки о Париже, листа 3, и два-три маленьких рассказца, - и мы как-нибудь обойдемся. Как ты думаешь? Поверь, что надо сделать, как лучше хочешь ты в настоящую минуту, и, пожалуйста, не думай, чтобы я потом пенял на твое решение - ничуть. Если я даже и возвращусь в Россию, то буду работать с удовольствием в надежде на ребенка и на зимнюю поездку за границу. Отвечай только поскорей.

О чем я еще не писал тебе в Париже? Переезжать я не намерен до твоего письма никуда. Я переменил теперь комнату: из 2-го этажа переехал в 1-й, комната чище, светлей и не высоко подниматься. Окно выходит на улицу. Мешают только разносчики криком да треск экипажей. Мостовая в нашей улице такая же, как в Петербурге против дома князя Белосельского, а не макадам, по которому решительно нет никакого звука от езды. Треск этот весьма надоедает, и при открытом окне надо орать во всю глотку. После холодов и хорошей нежаркой погоды - вдруг начались смертельные жары. Теперь вот, когда я пишу, я должен почти задвинуть занавески, так что в комнате едва светло, солнце у меня с 12 до 5 часов, самый жар. Я здесь уже купался, но дорого, 1 фр. 25 сантимов раз. Нечего говорить, что купальни - это целые дворцы на Сене, - громадные, роскошные. Купаться надо в особенных панталонах коротеньких. Здесь есть за Парижем деревня Буживаль, где в Сене купаются мужчины и женщины вместе, но в особого рода костюмах. Это бывает по воскресеньям. Я не видал еще этого места. Недавно я ездил за город, в Шаронтон. Это место похоже на деревню, на Богословское, только улицы - мостовые, дома - каменные этажа по четыре, а мосты - железные, - но дома расставлены друг от друга редко, много дерев, лугов, травы. Я был здесь в праздник, когда происходило гулянье вроде нашего адмиралтейского. Только мужики в шляпах и сюртуках, редко блуза. Посреди площади стоял большой балаган с надписью: Бал. Танцы должны были происходить вечером. По сторонам балагана расставлено множество разных развлечений. Тир для стрельбы, причем вместо каменного зайца и пр., как у нас (помнишь, в Лесном),- здесь вместо цели был фонтанчик, подбрасывавший постоянно на самую верхнюю точку свое яйцо. Попасть нужно в яйцо. Потом стояли какие-то щиты деревянные с какой-нибудь рожей, и в рот ей нужно было попасть шаром - вот что-нибудь в этом роде.

Кто попадал - его сажали на трон, который был тут же. Повсюду лотереи, выигрыши и надувательство. Для девочек игра такая. Становится стул, на стул кладут яйцо. Девочке завязывают глаза, и она с палкой в руках должна подойти и ударить по яйцу. Обыкновенно она зайдет вовсе не туда и промахнется. Иногда попадет по человеку. При мне она съездила по спине полицейского, - и, разумеется, хохот шел ужасный. Но вообще мне эти игры не понравились, так, например, чтобы подзадорить ребятишек, которые все имеют свои деньги, потому что работают, как и взрослые, устраивают игры, где выигравший получает стакан вина. Вино белое, самое грубое. Один из антрепренеров (все эти штуки: бал, лотереи и т. д. содержатся кем-нибудь одним) в какой-нибудь смешной шапке, на которую все мальчики начинают хохотать, ходит с прибаутками между ними и предлагает: не хочет ли кто выпить. Вино отличное. Мальчишки пьют, просят дать брату, который ничего не знает. Антрепр <енер> гов <орит>: приведи брата. И брату дают. Таким образом, мальчики сразу почти все под хмельком и спьяну проматывают деньги на разных пустяках... За большой стакан вина, например, мальчишки должны подняться в гору на з.....е, причем их связывают крепко-накрепко ремнями так, что ни рукой, ни ногой нет возможности пошевелить. На этакие вещи смотреть отвратительно, и я не понимаю, как республиканское правительство не обратит внимания на этих мошенников, которые положительно спаивают детей.

Кроме вина, они обыкновенно нанимают 2-х - 3-х мальчишек, которые всё выигрывают и больше всех получают вина. Это тоже, как и вино, сильно подзадоривает детей.

ты сама была здесь. Как я рад, что ты получила Гюго. Книга эта стоит 7 ф. У меня есть еще несколько дешевых книг по 25 сант. том, которые ты будешь читать с удовольствием. Картинки, которые я послал Коле, я тебе привезу непременно, но лучшие, величиной с этот почтовый лист, того же самого содержания, не беспокойся. А своего портрета я теперь прислать не могу, потому что хорошие - дюжина стоит 30 ср., а мне Некрас <ов> не присылает денег, и я теперь не могу тратить такую сумму, да, кроме того, по случаю жаров положительно нужно шить парусинное платье. Здесь народ простой. Мужчины сидят на бульварах в кафе без сюртуков, на Итальянском бульваре это так же принято, как у нас не снимать сюртука. Вообще, ежели бы ты была здесь, - право, было бы хорошо. Просто пройди по бульвару, и то 4-5 часов ни малейшей скуки, напротив, не заметишь, как пройдут.

Сообрази.

и Париж, не зная ни слова по-ан <глийски> и по-французски. А из Парижа поехал с женой прямо в Пинегу, на завод. Эта перспектива ошеломила ее, и она все время ходила здесь, как мертвая. Она занималась в Петербурге литографией и хорошо работала в "Иллюстрации". С этим господином я никуда не решался ходить, потому что везде мы производили путаницу. Придем в ресторан (Волков ведет меня знакомить с ресторанами), начинает заказывать обед на чистом русском языке. - "Суп всем троим!", "Потом рыбы". Лакей ничего не понимает. В карточке ничего не разберешь... Минут 5 идет чорт знает что, наконец, лакей вдруг опомнится и станет подавать, что ему самому придет в голову. Я пообедал с ним раз и с тех пор перестал, а хожу в табль д'от, где блюда для всех одни. В русском ресторане я недавно ел ботвинью с лососиной, но беда в том, что квасу здесь нет, а ботвинью готовят на яблочное вино, горькое, вкусу никакого, несмотря на то, что и зелень, и лук есть, всё. Щи пишутся в карточке Schtschy - восемь букв. Щи, впрочем, любят и французы, - остального они не едят, дорого и не по вкусу им. Да и я отвык от русской пищи. Есть по кусочкам - это как раз по мне,- и я чувствую себя легко. Как-то я в первые дни приезда съел щей и каши - и два дня точно так же ходил разваленным, как в Петербурге, - сон, лень, чорт знает что.

<скому> приехал Федя с матерью. Он меня с ней не знакомит, и я уверен, что он действительно ее приятель. Я нисколько не навязываюсь на это знакомство. Они скоро уедут, и я останусь один. Довольно скучно. Тем более, что Париж пустеет со дня на день, и надо выезжать куда-нибудь за город.

Напиши мне, пожалуйста, что-нибудь о романе Боборыкина "Дельцы". Что это такое? Хорошо ли? Интересны ли журнальные заметки Михайловского? Я послал ему журнал "Le Peuple", где работает В. Гюго. Этот журнальчик, по получении денег от Некрасова, я выпишу для тебя. Завтра пошлю к тебе No "Фигаро", с одним процессом, - этот процесс занимает весь Париж, и таких процессов здесь каждый день. По всей Франции теперь больше всего процессов против попов, обвиняемых в изнасиловании. Что они делают, подлецы. Это ужас! За "Фигаро", я думаю, ты заплатишь довольно, коп. 75, да для Ад <ели> Соломоновны пошлю No "Большой свет", жур <нала>, посвящ <енного> нельзя, нет ни одного такого конверта. Одних объявлений, которые даром раздаются на улице, - целая куча уже накопилось у меня. Кстати, ежели не решишься ехать, то знай, что я тебе куплю здесь по получении денег часы и цепочку, золотые - это будет стоить 115 фр. - превосходные. У нас это гораздо дороже. Здесь золота бездна, и, напротив, трудно достать бумажек (недавно только открыт размен), - все золото 5 ф. золотом (135 коп.) величиной с наш пятачок. Серебряная же монета в 5 ф. - больше нашего рубля и толще, так что от этих серебряных монет постоянно хочется отделаться. Как-нибудь я пришлю тебе бумажку в 1 фр. Новенькие, очень маленькие, но гораздо проще наших. Отвечай мне, пожалуйста. Сейчас узнал, что кормилица стоит здесь 60 ф. в месяц, 740 ф. в год, то есть 220 рублей. Как ты думаешь, дорого это или нет сравнительно с Петербургом? Мне кажется, что дорого.

Жара смертная. Я совсем почти задернул занавески и писать устал. Целую тебя, друг мой дорогой. Тюньку поцелуй, я бы его оч <ень> хотел видеть. Как он с собаками? Я, впрочем, сегодня поподробнее справлюсь насчет всех цен у жены Веретенникова и напишу тебе опять вечером. Тогда уж ты мне ответь, прочитавши письмо, которое придет вслед за этим.

Целую тебя, друг. Я здоров.

Впервые опубликовано в "Русском богатстве", 1912, 1, стр. 251-255.

... 4-го тома моих очерков... - см. примеч. к письму 24... .мой роман... - способ мощения улиц (по имени инженера Мак-Адама).