|
Прежде всего особенно подробно припомнилась мне, не знаю почему, одна, повидимому вовсе не относящаяся к делу, сцена.
Сегодня утром, окончательно порешив уехать, я в ожидании минуты отъезда бесцельно бродил по деревне, заходил к знакомым и, наконец, заглянул в помещение местного товарищества, в "банку", как говорят крестьяне. В просторной комнате товарищества за столом сидел письмоводитель, что-то писал и щелкал на счетах; в сторонке, около небольшого простого белого стола, на котором кипел самовар, сидели два посетителя и вели разговор.
Один был знакомый мне раскольник, промышляющий откармливанием и продажею разной живности. Это был человек громадного роста, с широчайшими плечами, с талией в два обхвата, но с совершенно детским выражением крошечных глаз. Крошечный лоб, огромный сомовий рот и отвислые толстые щеки - вот возможно точный облик этой допотопной фигуры. Другой собеседник, по профессии мелкий подрядчик, был человек совершенно другого вида: раскольник был одет по-русски, собеседник - по-немецки; последний был в пальто с бобровым воротником, в пестрых панталонах, новых сапогах и калошах, которых он не снимал. Волоса, обстриженные "полькой", были тщательно припомажены, тогда как у раскольника они частой и жесткой щетиной беспорядочно надвигались чуть не на самые брови. Словом, в этом втором собеседнике все было лоск, "благородство", тонкое обращение, хотя рыжая, как медная проволока, жесткая, подстриженная борода, волчьи бакенбарды и красные вязаные перчатки значительно разрушали этот вид благородства, невольно почему-то напоминая толкучку.
- Я твою манеру знаю! - сиплым, беззвучным голосом говорил раскольник собеседнику. - Суета! - больше ничего. Сегодня ты кирпич представляешь... так али нет?
- Ну, предположим, кирпич? - мотнув ногой в новой калоше, вопросительно произнес собеседник.
- А завтрашнего числа тебя на муку перешвырнет. Набросился ты на муку, хвать - крупа пошла ходуном: ты - на крупу!
- Само собой: не на муку же я буду обращать внимание... В этом случае была бы одна нелепость...
- Погоди!
Допотопных размеров человек поднял допотопных размеров палец.
- А завтрашнего числа, - сказал он, грозя пальцем и как бы давая противнику время приготовиться для удара:- ты на курицу!
Противник только было хотел что-то сказать, но допотопный человек перебил его, заговорив так, как говорят при желании рядом неопровержимых фактов добить врага:
- Судак тебе попался малосольный - ты с судаком связался... Утка ли, цыпленок, заяц или так что - баранина, козлятина, всякая, например, падаль:- в тебе и на это со-ве-сти нет, ты за все "обеим рукам"!
- Коли ты ежели с судака на зайца... - желая перебить речь, наставительно начал было раскольник, но подрядчик оживленно перебил его:
- Ты суди дело по человечеству, а не по судаку! Ты возьми в расчет: я женился на вдове; у ней сын мальчик; отец у него офицер был... Судак! Я, по совести, должен его вывести в люди, воспитать, научить, чтобы он соответствовал званию, а не мужицкому положению... Ты рассуди это! В таком случае судак ли, заяц ли, хоть дятел - мне все одно. Я должен за все взяться! По крайности, господь даст, из мужицкой компании выдеремся... А то судак!
- Я тебе говорю не про вдову; мне твоя вдова - господь с ней, у меня самого есть их, вдов-то, не одна в знакомстве; а говорю я тебе: это не дело, ежели ты живешь разбросом... Ведь ты должен вертеться, как бес перед заутреней, потому твой товар неосновательный... Хорошо - ты выехал на базар раньше других, предположим, хоть с курицей, с гусем; да и тут ты изловчайся: ты привез пять возов, рассовал их на пяти постоялых дворах, чтоб глаза отвесть, и вывозишь по возику - последние, мол... Да хорошо бог даст погоду, мороз... Ну, а ежели да тепло, куда годится твоя курица либо гусь? У тебя ведь их ни один нищий не возьмет, потому они на морозе только и форсят... на тепле они, видишь вон, тряпка валяется - вот! Это не дело! А вот что я хотел тебе сказать, так это ты должен вникать... Я твоей вдовы не знаю; бог с ней. Я тебе говорю (раскольник опять поднял указательный палец и, медленно рассекая им воздух, стал говорить каким-то торжественным тоном): из древних времен, с самых неприступных веков от наших прародителей, искони бе, в нашем роду идет одно: свинина, утятина, гусятина. Больше ничего! Ни зайцы, ни судаки, ни всякая прочая провизия - это для нас ничего не составляет! От родителей к детям, как было, так и будет у нас все одно. Заяц - мне его не надо! Тетерев - проходи своей дорогой! Лисица, или там крупа, или мука, что ли, - господь с вами, оставьте меня в покое! Но коль скоро касаемое, например, свинины, или гуся, или утки - давай! Чего другого - мне не надо; но коль скоро гусь - это мое дело. Свинья! - это уж позвольте, с моим удовольствием. Утка - очень приятно. Потому у нас - все одно, из самых бесконечных пределов до сегодня; и как родители наши, древнейшие патриархи, так и деды, и мы, и дети наши будем стоять на одном! Это, по-моему, называется дело делать... Зато уж вашему брату, в мороз ли, в оттепель ли, за нами не угнаться - нет! Я кормлю свинью ли, гуся ли, утку ли, я не жалею: я знаю. Я знаю, что в каждой птице чего стоит; сыздали вижу, на много ли в ней потрохов, пера. Ты мне дай взглянуть на свинью - я тебе скажу, сколько в ней весу и что и чего: что сала, что мяса, во сколько станут потроха... Я только взгляну - у меня цена готова! Так моему товару, хоть бы вас целое ополчение собралось, - ни во веки веков препятствия нет; мой товар въезжает на базар беспрекословно! Мороз не мороз, или гром, буря, буран - товар мой идет. Хоть бы публика до моего въезда у вашего брата нахватала: это для меня наплевать, потому товар виден, его не взять нельзя. Только слепой не возьмет, зрячий не может себя воздержать... Я вот про что говорю. А ты толкуешь: "вдова"!
Подрядчик помотал новым сапогом в новой калоше и, вздохнув, произнес:
- Очень может быть.
- Вдова! У меня у самого есть вдова; да шут с ней... А ты гляди, вот что я тебе разъясню, что такое утка...
- Вот что такое утка, - начал он и, откидывая на счетах по одной косточке, произносил с расстановкою: - первое - потроха, второе - головка и лапки, третье - перо, четвертое - пух, пятое - утка! Следовательно, четыре предмета, окроме самой утки!.. Видишь? Теперь (пять костей на счетах были сброшены, и счеты приведены в порядок, очевидно для новых вычислений), теперь обсудим каждый предмет в полном виде. Предположим на первый взгляд хоть лапки.
И затем началось самое точное определение цен на лапки, потроха и т. д. Утка была разделена и оценена по частям и вместе. Был брошен взгляд на всевозможные случайности, могущие вдруг поднять потроха и уронить перо или поднять цену на пух и уронить цену на самую утку. Словом - утиный вопрос был обследован со всех сторон, и, надо отдать справедливость исследователю, обследован превосходно. Тут же, как бы мимоходом, исследовав утку, раскольник, желавший показать подрядчику, что всякое дело требует обстоятельного знания, остановил его внимание на пшеничном зерне.
- Кажется, - сказал он, - что такое пшеничное зерно? Купил мешок пшеницы, свез на базар, получил рубль - и все!..
Однако оказалось, что пшеничное зерно в руках знающего человека дает целых восемь отдельных торговых "предметов", именно пять сортов муки - в разные цены и разного вкуса и цвета, два сорта отрубей и один сорт крупы манной. Это все из одного зерна.
Подрядчик заслушался своего лектора. Да и было что послушать, чему поучиться. Я с величайшим вниманием приготовился было слушать исследование о свинье, к которому лектор готовился приступить, так как не было никакого сомнения, что свинья разработана им в совершенстве, но внимание мое было отвлечено новым лицом.
|